Holy Potter!
Итак, письмо. Это было задание по истории русской культуры в 19 веке - написать стилизованное письмо. Девушкам - если бы ты была дворянкой и жила в деревне в 1818 году, и писала своей подруге в столице. юношам - ты офицер и пишешь своему отцу после сражения под Лейпцигов 1813 год. Настя же молодец - Настя писала про офицера 
Стилизация, на мой взгляд, у меня откровенно хромает, если сравнивать с остальными письмами, но вот с сюжетами всё отлично.
В общем, читайте про судьбу Владимира Давыдова.
835 слов
Вахау, 17 октября.
Дорогой батюшка!
Пока выдались спокойные часы, спешу сообщить, что и в Европе, благодаря Господу, со мной всё в порядке. Вчера свершилось великое сражение! Театр военных действий устроился сейчас недалеко от Лейпцига, и взоры всего мира должно быть устремлены сюда. Союзнические войска накануне атаковали врага. С превеликим удовольствием отмечу, что успешно. Я в неведении относительно расположения всех наших полков, однако сюда, в самый центр сражения, доходят победоносные отголоски. Наш батальон, как и несколько других, вынуждены были, правда, всё же оставить захваченную деревню Вахау, но мы закрепились в лесу на границе с ней. Настроение у всех очень возбуждённое. Среди солдат прошёлся слух, что войсками, с которыми мы вчера сражались, командовал сам Наполеон. Старшие офицеры хранят молчание, но Остроумов, вы, возможно, помните его с того летнего приёма у Барышниковых, намекал мне на правоту этих домыслов. Должен сказать, что эта мысль вызывает во мне противоречивые чувства. С одной стороны теперь я имею возможность похваляться когда-нибудь перед внуками сим фактом. Однако, любое сражение достойно памяти.
Видит Бог, это не первая моя баталия. Может быть, меня не было при Бородино, но Смоленск и много других русских городов мы оберегали. Я помню отчётливо каждый штурм, но, к удивлению моему, совсем без ужаса и отвращения вспоминаю те картины. Наверное, привыкнуть к смерти так же легко, как к тому, что Солнце встаёт на Востоке, а садиться на Западе. Хотя тут многие уже потерялись в сторонах света и лишь угрюмо смотрят перед собой. Да, как мало мы знаем о человеческой анатомии! Вы назовёте меня циником и будете бесконечно правы – нет лучшего опыта для естествознания, чем война. Вот где вершатся все процессы природы. Новый человек рождается в дыму пороха, а если остаются какие-то устаревшие компоненты, то они легко удаляются хирургическим путём. Не смейтесь, но так когда-нибудь оно и будет - врачи ещё прославятся на полях сражений. А в прочем, голова моя затуманена от бессонной ночи, и я вполне могу путаться в мыслях.
Сам я ранен лишь слегка в руку, но царапины пустяковые. Наш лекарь, господин Баумгартнер, этакий протестантский немец во всей своей педантичной красе, до сих пор хмуро приветствует меня и неодобрительно качает головой. Он считает, и это смешно, что моей руке следует уделить больше внимания. «Вы, гер Давыдов, слишком беспечны», - расставляя чётко по слогам слова, завил он мне с утра. Я же в ответ лишь могу пожать плечами. Как объяснить немцу, что русский капитан, отвоевавший Отечество, скорее даст себя застрелить, чем скончается от какой-то там раны на чужой земле. Кажется, что понимает меня в этом только почему-то Гришка. Увлекательный случай, отмечу. Он хороший солдат, послушный и обладает тем редким качеством, которого порой не хватает многих нашим офицерам – терпением. Таскает орудия, идёт прямо в штыки и не жалуется на то, что приходится сражаться заодно с пруссаками. Неделю назад я обещал ему три рубля, если тот сойдётся с кем-нибудь из них. Вчера он подводит ко мне растерянного и бормотавшего что-то под нос прусского прапорщика. «Вот, барин, извольте показать моего нового друга Густава, когда прикажете расплатиться?» - и ещё смотрит на меня так хитро, но с улыбкой. Оказалось, что он спас этого бедолагу из-под обстрела и весь прошлый вечер держал подле себя, помогая выбраться из деревни.
Нет, не найдёшь у нас таких крепостных в поместье. Разве что дед Махайло, вот кто достоин уважения. Не помер ли он ещё? Как хозяйство, удалось ли всё восстановить? Признаться, меня встревожило ваше последнее письмо. Боюсь, что на ваши плечи легло многое. Даст Бог, вернусь в отчий дом и займусь делами. И сено скосим вовремя, и кузницу выправим. Ах, как хорошо бы сейчас завалиться где-нибудь в сарае в свежем сене или прогуляться босиком по Березянке, совсем как в детстве. Родного воздуха не хватает не здесь. Как и многих вещей. Табак заканчивается, сапоги изнашиваются. Поговаривают, что от союзников должен скоро подойди подвоз. А на мой взгляд, лишь бы закончился быстрее поход и все мы вернулись туда, где и положено нам быть.
Кто-то заиграл на скрипке - как странно! Откуда она здесь? Не слушал музыки, помимо барабанщика, кажется, целую вечность. Здесь совсем мало развлечений. Потешаться над пленными да игра в карты. Обычно мы предпочитаем рест, и я имею вполне значительный успех. Однако расписка Догмачёва, успокой господь его душу, мне уже не пригодится. Он всё время говорил о том, как хочет познакомить меня с своей Сонечкой и сходить втроём в театр. Сцена была его большим увлечением. По его словам дома они всегда ставили небольшие пьесы. И однажды София Ильинишна уличила его в подглядывании текста. Если не ошибусь, им было на тот момент лет по четырнадцать. С тех пор и сдружились. Перед отъездом он имел глупость сделать ей предложение. Нет, не стоит попросту волновать дам и заставлять себя ждать. Отчасти именно поэтому я так и не позволил втянуть себя в какую-нибудь любовную историю. Однако, как вы считаете, не навестить ли по возращению, если это случиться, конечно, Софью Ильинишну и передать последние слова Николая с его медальоном?
К лагерю скачет посланник от французов. Сейчас случится что-то очень важное, я просто уверен в этом. За сим вынужден закончить письмо. Надеюсь, что вы пребываете в здравии. Не хороните раньше времени вашего сына.
Искренне ваш, Владимир Давыдов.
Стилизация, на мой взгляд, у меня откровенно хромает, если сравнивать с остальными письмами, но вот с сюжетами всё отлично. В общем, читайте про судьбу Владимира Давыдова.
835 слов
Вахау, 17 октября.
Дорогой батюшка!
Пока выдались спокойные часы, спешу сообщить, что и в Европе, благодаря Господу, со мной всё в порядке. Вчера свершилось великое сражение! Театр военных действий устроился сейчас недалеко от Лейпцига, и взоры всего мира должно быть устремлены сюда. Союзнические войска накануне атаковали врага. С превеликим удовольствием отмечу, что успешно. Я в неведении относительно расположения всех наших полков, однако сюда, в самый центр сражения, доходят победоносные отголоски. Наш батальон, как и несколько других, вынуждены были, правда, всё же оставить захваченную деревню Вахау, но мы закрепились в лесу на границе с ней. Настроение у всех очень возбуждённое. Среди солдат прошёлся слух, что войсками, с которыми мы вчера сражались, командовал сам Наполеон. Старшие офицеры хранят молчание, но Остроумов, вы, возможно, помните его с того летнего приёма у Барышниковых, намекал мне на правоту этих домыслов. Должен сказать, что эта мысль вызывает во мне противоречивые чувства. С одной стороны теперь я имею возможность похваляться когда-нибудь перед внуками сим фактом. Однако, любое сражение достойно памяти.
Видит Бог, это не первая моя баталия. Может быть, меня не было при Бородино, но Смоленск и много других русских городов мы оберегали. Я помню отчётливо каждый штурм, но, к удивлению моему, совсем без ужаса и отвращения вспоминаю те картины. Наверное, привыкнуть к смерти так же легко, как к тому, что Солнце встаёт на Востоке, а садиться на Западе. Хотя тут многие уже потерялись в сторонах света и лишь угрюмо смотрят перед собой. Да, как мало мы знаем о человеческой анатомии! Вы назовёте меня циником и будете бесконечно правы – нет лучшего опыта для естествознания, чем война. Вот где вершатся все процессы природы. Новый человек рождается в дыму пороха, а если остаются какие-то устаревшие компоненты, то они легко удаляются хирургическим путём. Не смейтесь, но так когда-нибудь оно и будет - врачи ещё прославятся на полях сражений. А в прочем, голова моя затуманена от бессонной ночи, и я вполне могу путаться в мыслях.
Сам я ранен лишь слегка в руку, но царапины пустяковые. Наш лекарь, господин Баумгартнер, этакий протестантский немец во всей своей педантичной красе, до сих пор хмуро приветствует меня и неодобрительно качает головой. Он считает, и это смешно, что моей руке следует уделить больше внимания. «Вы, гер Давыдов, слишком беспечны», - расставляя чётко по слогам слова, завил он мне с утра. Я же в ответ лишь могу пожать плечами. Как объяснить немцу, что русский капитан, отвоевавший Отечество, скорее даст себя застрелить, чем скончается от какой-то там раны на чужой земле. Кажется, что понимает меня в этом только почему-то Гришка. Увлекательный случай, отмечу. Он хороший солдат, послушный и обладает тем редким качеством, которого порой не хватает многих нашим офицерам – терпением. Таскает орудия, идёт прямо в штыки и не жалуется на то, что приходится сражаться заодно с пруссаками. Неделю назад я обещал ему три рубля, если тот сойдётся с кем-нибудь из них. Вчера он подводит ко мне растерянного и бормотавшего что-то под нос прусского прапорщика. «Вот, барин, извольте показать моего нового друга Густава, когда прикажете расплатиться?» - и ещё смотрит на меня так хитро, но с улыбкой. Оказалось, что он спас этого бедолагу из-под обстрела и весь прошлый вечер держал подле себя, помогая выбраться из деревни.
Нет, не найдёшь у нас таких крепостных в поместье. Разве что дед Махайло, вот кто достоин уважения. Не помер ли он ещё? Как хозяйство, удалось ли всё восстановить? Признаться, меня встревожило ваше последнее письмо. Боюсь, что на ваши плечи легло многое. Даст Бог, вернусь в отчий дом и займусь делами. И сено скосим вовремя, и кузницу выправим. Ах, как хорошо бы сейчас завалиться где-нибудь в сарае в свежем сене или прогуляться босиком по Березянке, совсем как в детстве. Родного воздуха не хватает не здесь. Как и многих вещей. Табак заканчивается, сапоги изнашиваются. Поговаривают, что от союзников должен скоро подойди подвоз. А на мой взгляд, лишь бы закончился быстрее поход и все мы вернулись туда, где и положено нам быть.
Кто-то заиграл на скрипке - как странно! Откуда она здесь? Не слушал музыки, помимо барабанщика, кажется, целую вечность. Здесь совсем мало развлечений. Потешаться над пленными да игра в карты. Обычно мы предпочитаем рест, и я имею вполне значительный успех. Однако расписка Догмачёва, успокой господь его душу, мне уже не пригодится. Он всё время говорил о том, как хочет познакомить меня с своей Сонечкой и сходить втроём в театр. Сцена была его большим увлечением. По его словам дома они всегда ставили небольшие пьесы. И однажды София Ильинишна уличила его в подглядывании текста. Если не ошибусь, им было на тот момент лет по четырнадцать. С тех пор и сдружились. Перед отъездом он имел глупость сделать ей предложение. Нет, не стоит попросту волновать дам и заставлять себя ждать. Отчасти именно поэтому я так и не позволил втянуть себя в какую-нибудь любовную историю. Однако, как вы считаете, не навестить ли по возращению, если это случиться, конечно, Софью Ильинишну и передать последние слова Николая с его медальоном?
К лагерю скачет посланник от французов. Сейчас случится что-то очень важное, я просто уверен в этом. За сим вынужден закончить письмо. Надеюсь, что вы пребываете в здравии. Не хороните раньше времени вашего сына.
Искренне ваш, Владимир Давыдов.
@темы: история, универ, глупости, мы такие, люди творческие
-
-
18.10.2013 в 19:33-
-
18.10.2013 в 21:03